В десятом классе нам поставили новую “украинку”. Не знаю или просто не помню, чем не угодила “старая”. С ней было весело. Она не напрягала жуткими произведениями украинских классиков. Спрашивала в меру и оценки ставила такие, какие было нужно, дабы не нарушать гармонию. Троечникам по три, а остальным кому что нужно. Когда ей бывало скучно, она вызывала Серегу, и тот что-то рассказывал. Нес околесицу о своей бабушке, еще хрен знает о чем. Главное не то что он говорил, а как… Это была удивительная смесь исковерканных украинских слов и русских, произнесенных на украинский манер. Даже дремавшие просыпались и хохотали, а громче всех смеялась учительница. И всем было хорошо.
Новая – злобная с гипнотизирующим взглядом кобры. Парторг школы. Тогда еще была такая должность.
Впрочем, причина её злобности объяснялась нами легко – молодая еще женщина, по совковым стандартам уже считалась старой девой. А дальше все по старику Фрейду. Озабоченная…
Вот такое вот наказание в выпускном классе.
Новая требовала, чтоб все сидели ровно, держа руки на парте, и молчали. Более того – она еще и сканировала наши взгляды на предмет осмысленности. На тех, чьи глаза не проходили тест, она орала, приводя в чувство. Удержать голову под монотонное чтение нудных текстов мало кому удавалось, а уж глаза в фокусе…
Самое противное было учить отрывки из произведений. Если с поэзией еще кое-как можно совладать, то осилить зазубривание некого отрывка, выражающего, по мнению составителей школьной программы “тэму та идэю”… Осознание полной бесполезности действа тоже прилежности не стимулировало.
Впрочем, мотивация все же имелась – шутить с Свэтланой Мыколаивной было опасно. Она врубала двоичную оценку невзирая на лица. А такую оценку потом приходилось долго и нудно исправлять. Мое лицо её точно не вдохновляло. И даже репутация одного из лучших по другим предметам не спасала.
Как-то раз задала она нам написать домашнее сочинение, или как сегодня говорят – эссе. О любимом поэте.
Это мне было легко – благо поэзией я тогда увлекался. Проблема возникла одна – любимого украинского поэта у меня не было. Очень конечно стыдно. Я кроме Тараса Шевченко ни одного “нормального” поэта украинского не знал, а “Вэлыкый Кобзар” моим любимым быть не мог по причине хотя бы его антисемитского душка. Факт наличия которого, впрочем, тщательно скрывался в интернациональном эсесере.
Набравшись храбрости, я испросил высочайшего разрешения написать о любимом “русском” поэте. Снисходительно или даже с брезгливой жалостью взглянув на меня, С.М. разрешение дала:
– Тикы шоб напысано було украинською мовою!
– For sure! – промямлил я, как мог на этой самой мове и умчался от греха подальше.
В общем, писал я конечно о Пастернаке. Тогда уже можно было. Разрешили уже, а парторгов не отменили… еще. Бодренько набросал необходимые три листа, с трудом остановив себя, чтоб не накатать еще пяток. Может краткость и сестра таланта, но иногда столько всего есть сказать, что не до талантов с их сестрами.
Перечитал черновик, кое-где поправил. Кряхтя, перевел на “мову”. Перечитывать не стал. Отнес как есть. Поц.
На следующем уроке зачитывали приговор. Умные, конечно скатали про своих “любимых” поэтов, которых никогда не читали, откуда могли. Получали свои четверки и на полусогнутых мчались на места. Вчытелька вызывала по очереди.
Я смирившийся с неизбежностью ждал вызова ближе к концу списка. Че хорошего можно было ожидать, написав про “росийського” поэта, только что разрешенного, да еще и еврея.
– Добре напысав! – неожиданно сказала парторгша, протягивая мне тетрадку, – тикы помылок багато…
Я взлетел на самую вершину блаженства. Хорошей оценкой я мог исправить положение по этому предмету за четверть, да что там за весь год. Ну “помылки”, ну “багато”…
Открыл тетрадь – 5/2 и моих фиолетовых чернил не видно из-за красной пасты исправлений. А счастье было так близко…
Выручила меня наша классрукша – нашла таки подход и к “новой украинке”. Та вдруг стала очень со мной мила, и в аттестат я получил незаслуженную, но выстраданную четверку.
А может и ее, в конце концов, кто-то… полюбил? Любовь, как всем известно, способна творить чудеса. Даже с парторгами.